Наталья О`Шей - Ангелофрения
Сети Второй смеялся. Рупор вздрагивал, точно живой.
– Право слово, незачем было так поступать с несчастным ликантропом! Ему и при жизни никто ласкового слова не сказал!
– Замолчите! – закричала Магдалина. – Остановите поезд! Прекратите это все!
– Отчего же? Мы только начали! Открыть для тебя оконце? Там, снаружи, вдосталь старинных друзей! Быть может, кому-то еще захочется с тобой полюбезничать!
Отсмеявшись, фараон продолжил:
– Дело в том, Эльвен, что они все умерли. Все, кого ты знала. В этом будущем лишь ты – единственный живой человек. Так выглядит агония мира: руины, пламя и терзаемые неутомимым голодом полчища нелюдей. Это мое первое откровение, запомни его. Но будущее возможно исправить; а в следующем вагоне тебя ждет то, что уже изменить нельзя. Ступай!
Магдалина торопливо стряхнула с подола и с корсета приставшие хлопья пепла.
– Вы нарушили все то, о чем мы договаривались! Я не стану играть по вашим правилам! Мне не нужны эти откровения! Я не подопытная крыса!
Щелкнул замок, дверь в тамбур приотворилась.
– Не смей перечить повелителю, Эльвен. Я хочу, чтобы ты шла вперед. Я приказываю тебе! Твои перышки должны почернеть, прежде чем ты покинешь поезд.
– Я больше не выполняю ничьих приказов! – и со слезами в голосе Магдалина добавила: – Как жаль! Оказывается, Новым Царством правит чудовище!
– Тебе известно, что означает слово «саркофаг»? – Сети Второй выдержал паузу и продолжил: – «Пожиратель мяса». Боюсь, что в некоторых случаях метафора может иметь реальное воплощение.
Шкаф у дальней стены содрогнулся. Из-под него ударили тугие струи пара, заурчали механизмы, отодвигая тяжелую створку в сторону.
Магдалина невольно попятилась к тамбуру. В воздухе отчетливо запахло миррой, корицей и кедровым маслом: благовониями, которые применялись при мумифицировании.
– Если бы ты только знала, Эльвен, насколько продвинулось современное искусство бальзамирования, – проговорил Сети Второй. – При должной обработке у мертвеца сохраняется не только узнаваемый облик, но даже частичная подвижность вкупе с базовыми рефлексами. Одна беда: его гастрономические предпочтения!
Из шкафа-саркофага выбрался человек в респираторной маске и очках. Магдалина помнила, насколько сильны и крепки его руки. И глядя с каким трудом он разгибает спину и делает первый осторожный шаг, придерживаясь за саркофаг, тяжело было не поверить, что это – действительно покойник, воскрешенный какой-то бесчеловечной наукой и темным искусством.
– Он идет к тебе, Эльвен. Нет, на него не подействует синий свет: плотная одежда, слой пропитанных камедью бинтов, маска, очки. Трупное окоченение – явление временное, оно скоро прекратит сковывать его члены, и Пожиратель станет куда расторопнее обычного человека. Если он снимет маску, то его лицо будет последним, что ты увидишь. Я бы посоветовал бежать, пока я держу путь к отступлению открытым.
Мертвец повернулся к Магдалине, при этом его кости захрустели, словно сухой хворост. Она увидела, что в его больших, похожих на глаза насекомого, очках белеют ее отражения.
– Будьте все вы прокляты! – в сердцах вскричала Магдалина. Она судорожно искала что-нибудь, что сгодилось бы вместо оружия, но ничего подходящего не попадалось на глаза.
– Следующая станция – Фивы, Город Мертвых, – проговорил елейным голосом Сети Второй, когда Магдалина рванула дверь тамбура на себя.
Второй вагон встретил ее холодом и запахом химикалий. И снова – свет дуговых ламп и безжизненный блеск металла. Снова – медный раструб рупора под потолком.
Посреди вагона стоял круглый стол с крышкой из толстого стекла. В центре стола…
Вид мертвых больше не пугал Магдалину. Она пережила крушение «Ковчега» и нападение некроморфов на Москву, она видела смерть во всем ее отвратительном многообразии обличий.
Но глядя на отрезанную голову, на макушку которой была водружена горящая свеча черного цвета, Магдалина почувствовала, что с таким трудом возведенная внутренняя защита готова пасть, а старые шрамы – вновь засочиться лимфой. Конечно же, она узнала этого человека. Несмотря на гримасу, несмотря на воск, стекающий на лицо, несмотря на темную от спекшейся крови бороду, которая некогда была белоснежно-седой. И дело было даже не в том, что она испытывала сочувствие – сочувствие отсутствовало, – ее ужасал и ошеломлял масштаб фарса, в который Сети Второй превращал смерть. Воистину, для него не существовало ничего святого. Воистину, он осквернял мир самим своим существованием.
– Тебе нравится торт, который я приготовил для тебя? – прозвучало из рупора. – Сегодня – твой день перерождения. Подойди и задуй свечу. Ну же: торт не кусается. По крайней мере – пока что.
Голова открыла глаза. Точнее – один глаз, второй был залеплен воском.
– Магдалина, – прошептали мертвые губы. – Я вам когда-нибудь рассказывал, что отделенная от тела голова сохраняет способность чувствовать еще в течение пятнадцати-двадцати секунд?
– Ваши двадцать секунд, похоже, давно истекли, доктор Козловский, – ответила Магдалина; она двинулась к противоположному тамбуру: вдоль стены, стараясь держаться от стола с останками Козловского как можно дальше.
– На этом поезде время не имеет значения, – зашелестел голос Козловского. – Здесь мои последние секунды продлены до вечности. Куда вы уходите? – он покосился на Магдалину. – Вы должны задуть свечу. Иначе я не расскажу, почему ваш дядя столь скоропостижно оставил нас всех. Подойдите, я действительно не кусаюсь.
Магдалина, преодолевая отвращение, сделала шаг к столу.
– В свой последний вечер я находился в клинике доктора Сулеймана Агдана: я планировал пройти сеанс массажа, чтобы снять усталость со спины. Устроившись на кушетке массажиста, я закрыл глаза и начал грезить о вас. С момента вашего появления в доме Матвея Эльвена я лелеял мечту, чтобы вас одолела какая-нибудь хворь, дабы я был волен проделывать с вами любые манипуляции, какие только подскажет моя похоть. Неожиданно я услышал, что на пол возле изголовья кушетки поставили что-то тяжелое. Это оказалось ведро, наполненное колотым льдом. Лед я не заказывал, с моих уст был готов слететь вопрос, но в следующий миг ведро, расширившись до размеров мира, поглотило меня. Таким было начало вечности.
– Какое трогательное признание… – Магдалина приблизилась к столу и подула. Огонек свечи затрепетал, но не погас.
– Вы стоите слишком далеко, милая. Либо наклонитесь ко мне, либо послюнявьте пальчики и зажмите фитиль, – посоветовал Козловский.
– Спасибо.
Магдалина плюнула на пальцы, потянулась к свече. Козловский широко открыл рот, с громким щелчком сомкнул зубы: Магдалина едва успела отдернуть руку.
